Реджи нашел, что жизненный путь Геракла похож на путь стрелка. Ни минуты покоя, постоянная дорога от свершения к свершению. Единственное различие было в том, что стрелки никогда не называли свою работу подвигом.
Если ты создан для этого, если именно это получается у тебя лучше всего и больше ты в этой жизни ничего не умеешь, в чем же тут подвиг?
Геракла в Элладе знали все. По словам Силена, Геракл уже был популярнее некоторых богов. Еще немного, и на него при жизни молиться начнут.
Задолго до его рождения все знали, что он будет великим героем. Его готовили к этой работе с самого детства. Натаскивали в боевых искусствах, развивали его физическую силу и умение тактически мыслить.
Точно так же в ордене Святого Роланда поступали с юными стрелками.
Ни Реджи, ни Геракла никто не спрашивал, хотят ли они заниматься той работой, что уготовили для них другие. Реджи не особенно комплексовал по поводу своего образа жизни, но часто задумывался, что могло бы быть, если б он не стал стрелком.
Правда, он так ничего и не смог придумать.
Сэр Реджинальд Ремингтон, эсквайр, не видел себя оседлым человеком. Странствия были его жизнью, револьверы были самыми верными его спутниками. Он слишком втянулся во все это, чтобы видеть для себя что-то другое.
– А в чем суть его теперешнего подвига? – спросил Реджи. – Что такого героического в том, чтобы отобрать у женщины деталь ее туалета?
– Ипполита – это не просто женщина, – сказал Силен. – Она – амазонка.
– Ну и что?
– Знаешь, как амазонки поступают с мужчинами?
– Как?
– Неужели не знаешь?
– Может, и знаю, – сказал Реджи. – Но в данный момент припомнить не могу. В нашей Вселенной много миров, и я побывал уже в половине. Неужели ты думаешь, что я способен помнить их все?
– Амазонки похищают мужчин, используют их, а после этого – убивают.
– Как именно используют?
– Тебе сколько лет? – спросил Силен.
– Понятия не имею, – сказал Реджи. – Сбился со счета.
– А такое впечатление, что там и считать-то особенно нечего, – сказал Силен. – Как вообще женщина может использовать мужчину?
– По-разному, – сказал Реджи. – Потому и спрашиваю.
– Амазонки используют мужчин для продолжения рода, – сказал Силен. – Как ты думаешь, откуда берутся новые амазонки? Почкованием они размножаются, что ли?
– Ну, используют они мужчин. А дальше что?
– Дальше они мужчин убивают, – терпеливо сказал Силен. – Через девять месяцев они рожают детей. Мальчиков они тоже убивают, а девочек воспитывают в духе истинных амазонок. Еще вопросы?
– Я тебя понял. Частично. Амазонки – это не просто женщины, – сказал Реджи. – Но и Геракл – это не просто мужчина. Так в чем опасность?
Силен вздохнул.
Утром следующего дня они наткнулись на странного человека. Он был высокий, повышенно волосатый и очень мускулистый, а из одежды носил только набедренную повязку. Но странным в нем было отнюдь не это.
Человек возился с деревянной конструкцией, которая представляла собой нечто среднее между скамейкой и «железной девой».
На Силена этот человек не обратил никакого внимания, зато оживился при виде стрелка.
– О, – сказал он. – А вот и первый пациент. Что ж, утро начинается удачно.
– О чем он говорит? – спросил Реджи у Силена.
– Это Прокруст, – сказал Силен. – Он немного сумасшедший и много агрессивный. Не зли его и держись подальше.
– Я – первый в мире мануальный терапевт, – объявил Прокруст. – Больной, вас позвоночник не беспокоит?
– Нет, – сказал Реджи.
– Это поправимо, – сказал Прокруст. – Ложитесь. Он указал куда-то в центр деревянной конструкции.
– Это прокрустово ложе, – сказал Силен. – Самая знаменитая эллинская деревянная конструкция. После троянского коня, естественно. Если ты туда ляжешь, то вряд ли ты уже встанешь.
– И много уже людей сюда легло и не встало?
– Достаточно.
– Тогда почему они все это терпят? Почему этот тип до сих пор не нейтрализован?
– Его за Тесеем застолбили.
– Не понял.
– Я тебе потом объясню. Он на нас уже косится.
Прокруст нетерпеливо хрустел костяшками пальцев и искоса поглядывал на Реджи.
– Больной, а вам известно, что перед операцией разговаривать вредно?
– О какой операции идет речь?
– Это я могу сказать только после диагностики. А диагностику я могу начать только после того, как вы больной, займете свое место.
– Он тебя вытянет, если ты окажешься коротким, – вполголоса сказал Силен. – Или укоротит, если наоборот.
– Мне это не нравится, – сказал Реджи. – Мне кажется, что я совершенно здоров.
Стрелок помнил, как опасно ввязываться в локальные разборки мифических миров, и надеялся обойтись без стрельбы. Он не сомневался, что сможет уложить Прокруста. И еще он не сомневался, что после этого здесь может появиться новый миф.
Реджи не нужна была лишняя реклама.
– Здоровых людей нет, – отчеканил Прокруст. – Есть недообследованные.
– Старая хохма, – сказал стрелок.
– А я думал, что ее сам сочинил. Впрочем, это не имеет значения. Ложитесь, пациент.
– А если не лягу?
– Тогда я вынужден буду принять меры, – сказал Прокруст, вытаскивая из-под своего ложа здоровенную дубину. – Вплоть до наркоза. Больной, вам следует понять, что врач должен причинить пациенту боль, чтобы потом ему стало хорошо.
– Только хорошо тебе будет уже в царстве Аида, – добавил Силен. – Если ты понимаешь, о чем я.
– Согласия больного на операцию мне не требуется, – сказал Прокруст и замахнулся дубиной.
Реджи выстрелил.
Пуля пробила бицепс Прокруста. Самозваный мануальный терапевт завопил от боли и уронил дубину себе на правую ногу, после чего принялся комично прыгать на левой. На десятом прыжке он обо что-то споткнулся и рухнул на землю. Падение оказало положительный эффект, ибо удар выбил воздух из его легких, и Прокруст перестал орать.